Как работает писательская мясорубка. Интервью с Андреем Симакиным
#встречисавтором  •  СИ «Омск Здесь» 31 января 2024, 19:02  •  печать

Как работает писательская мясорубка. Интервью с Андреем Симакиным

Сегодня в проекте #встречисавтором фантаст Андрей Симакин. В 2023 году он издал свою первую книгу "Иглы и колючки", после чего стал считать себя настоящим писателем. Кроме этого, в прошлом году рассказ "Дом у дороги" литератора был удостоен премии им. Ф. М. Достоевского.

В интервью "Омск Здесь" Андрей Симакин рассказал о том, почему не доучился на филфаке, как произошло его погружение в японскую культуру и за что любит фантастику.

- Начнём не с литературы. Вы увлекаетесь японской культурой. Бывали ли в Японии? Насколько глубоко вы проникли в эту культуру?

- Я никогда не был в Японии сам, но двое моих товарищей приезжали туда и тренировались на родине школы фехтования, которую мы постигаем, в кэйкоги (упрощённо говоря, спортивное кимоно), которые я сшил. Пожалуй, нельзя сказать, что я очень хорошо разбираюсь в японской культуре. Для меня интересно только то, что я могу делать сам, - плести шнуры, заниматься оригами, шить одежду в японском стиле, учиться владеть оружием, а также то, что я могу посмотреть, то, что всему миру показывают Хаяо Миядзаки, Макото Синкай, Такэси Китано, Акира Куросава и Тосиро Мифунэ, Ёдзи Ямада и многие другие. Что же касается литературы, я с ней практически не знаком, тем более, что, боюсь, из-за разницы культур и языков без чтения в оригинале, по переводу, можно составить только поверхностное впечатление. Также далеки от меня японский театр, изобразительное искусство - в общем, всё, кроме двух категорий, которые я указал выше.

 

- Вы вяжете японские шнуры. Как в вашей жизни появилось это увлечение и какое будущее получают ваши творения?

- Практика кумихимо (это слово состоит из корней "плести" и "шнур, завязка", то есть почти буквально "плетение шнуров") стала для меня в некотором роде вынужденной мерой, которая затем переросла в очередное ремесло, которое я понемногу осваиваю. Корнем всего - начиная с моего интереса к Японии вообще - стало фехтование. Классический японский меч имеет традиционную оправу, вид которой в общем сложился ещё в Средние века. Немаловажная часть этой оправы - шнур сагэо, который повязывается на ножны и может служить для фиксации оружия за поясом, также необходим шнур цукаито - он служит для обмотки рукояти. Как вы понимаете, у нас нельзя просто выйти из дома в магазин и купить эти специальным образом сплетённые шёлковые шнуры, а пример родителей научил меня, что если чего-то нет в доступе, можно попробовать сделать это самостоятельно. Так, через годы проб и ошибок я пришёл к теперешнему положению дел, когда мои шнуры уже посмотрели Россию от Севастополя до Норильска, а два станка для их плетения и десятки специальных утяжелённых катушек навсегда стали предметами моего интерьера. Мои шнуры повязаны на ножнах и рукоятях у моих товарищей по мечу, один служит подбородочной завязкой для реплики кабуто (японский средневековый шлем), несколько парных шнуров держат вместе полы хаори (японская накидка, которую очень условно можно соотнести по роли с пиджаком), многие, украшенные кистями, служат для завязывания тканевых чехлов с мечами, а пара остатков пошли на браслеты.

 

- Вы рассказывали, что, когда собрали 1000 журавликов, исполнилось ваше желание. Каким было это желание?

- Здесь нужно оговориться, что к 2013 году, когда и произошло это событие, я уже успел сложить несколько сотен журавликов просто так, без общей цели по разным поводам. Так что тысяча набралась до того, как у меня в комнате появились два больших мешка по пятьсот журавликов. Это важно, потому что 3 мая все птицы были выпущены в Иртыш (где вскоре благополучно разложились), а помогала мне с этим моя подруга, знакомая по филфаку и секции японского фехтования. Ну а уже 5 мая, на Пасху, она стала моей невестой, а потом и женой. Мы вместе до сих пор, так что желание работает.

- Какие книги или истории, рассказанные иным языком, вас вдохновляют?

- Не могу сказать, что на меня так действовали какие-то истории в целом. Обычно источником вдохновения для меня служат какие-то детали, подчас малозаметные или не самые значительные в общем полотне текста. Например, встретив в книге или фильме какое-нибудь фантастическое допущение, я со своей привычкой анализировать повествование могу прийти к мысли, что если изменить вводные и чуть скорректировать правила мира, и подобрать других персонажей, и… то можно сделать из этого рассказ, который был бы мне более интересен. Это просто пример того, как работает "писательская мясорубка" - всё, что видит и слышит писатель, рассекается, измельчается до основ и сохраняется для дальнейшего использования, а в нужный момент извлекается из памяти и рекомбинируется в последовательности, которой никогда раньше не было. Наверное, для меня вдохновение - это когда маленькая частичка какой-то истории, кусочек разговора в транспорте, деталь чьей-то внешности, детское воспоминание, внезапно складываются в голове в нечто относительно цельное, незнакомое, не исследованное, требующее к себе внимания, требующее обработки. Впрочем, я могу назвать книги, которые побудили меня вообще обратиться к сочинительству: это рассказы О’Генри, Шекли, Азимова, Саймака, романы Сапковского, цикл о Земноморье Ле Гуин, фантастические повести Шефнера, цикл о Волкодаве Семёновой - пожалуй, это тот массив текстов, который заставил меня хотеть делать подобное.

- Вы учились на филфаке по специальности "Издательское дело". Почему решили поступать туда, но не окончили обучение?

- Как полагается, все, кто поступает на филфак, практически на любую специальность, поступают потому, что им нравится читать. Также большой доле из них хочется писать. Я был из тех, кому нравилось читать и кто хотел писать. Меня не интересовала журналистика, я считал, что не справлюсь с чистой филологией, поэтому пошёл на издательское дело, но и с этим не получилось. Я не был прилежным студентом, так что несданный "хвост" решил вместо меня. Наша группа была последней, которую набрали на эту специальность, так что восстанавливаться было некуда, а поступать в другой город я не захотел, так как к тому времени уже стал считать себя "омичом в первом поколении". Несмотря на отчисление, я всё же успел за несколько лет поднабраться "филологического духу", многому научился и с теплом вспоминаю нашу маленькую группу и всех замечательных преподавателей, с которыми довелось общаться.

- Как вы попали в Омск, где жили до этого и как эти места сформировали вас и отразились ли в вашем творчестве?

- Я вырос в маленьком посёлке с ненецким названием Ханымей (кажется, это значит "большое место жертвоприношений", но не поручусь). Для понимания масштабов поселения, можно сказать, что поезда там останавливались обычно на 2-4 минуты, и в пору моего детства там не было ни одного специализированного книжного магазина, не знаю, как сейчас. Наш дом стоял в сотне метров от железной дороги, за которой сразу же начинались песчаные сосняки, болота и реки, так что если использовать драматическое преувеличение, то можно сказать, что я вырос в семье охотника на краю леса. Впрочем, в детстве меня мало занимала суровая природа, я вырос среди книг, частично был воспитан ими, и потому отправил свои результаты ЕГЭ в несколько вузов, где была специальность "Издательское дело и редактирование", чтобы приобщиться к этому большому и загадочному миру печатного слова. С тем я и приехал в город - учиться. Тогда я ещё не знал, что покинуть Омск нельзя. Сказать по правде, мне не очень-то интересно заниматься глубокой рефлексией и выискивать, какие элементы биографии повлияли на то, каким человеком я стал и что я пишу. Может, какой-то персонаж похож на моего школьного товарища, может, какой-то сюжет повторяет историю моей ранней влюблённости, может, над моими героями довлеет ощущение бесконечного простора необжитого пространства, места без человека, которое начинается сразу за порогом. Пусть над этим подумают литературоведы, если только им захочется.

- В 2023 году вы издали свою первую книгу, для вас это событие, после которого вы можете называть себя писателем. Что бы вы назвали следующей вершиной в вашем творчестве?

- Очевидно, что следующая вершина - следующая книга. Говорят, что написать книгу может практически каждый, но написать вторую могут уже далеко не все. К счастью, у меня пока ещё есть достаточное количество идей, которые хочется перенести на бумагу, осталось только найти время, чтобы над ними поработать. Таким образом, я надеюсь продвигаться постепенно, делая по одной книге за раз.

- А есть ли какое-то конкретное для вас число книг, достигнув которого, вы считали бы себя полностью состоявшимся писателем? Или пределов нет?

- А сколько лет нужно прожить, чтобы считаться состоявшимся человеком? В определённом смысле число созданных произведений не говорит об авторе и его достоинствах ничего. Михаил Шолохов написал всего три романа, но, чтобы остаться в истории великим писателем, ему хватило бы одного только "Тихого Дона". Каждая книга - это результат труда за какой-то промежуток времени, это та самая "вершина творчества", как мы называем вершинами горы. На литературном семинаре "ПарОм", где я имею честь участвовать уже несколько лет, часто приводят такую географическую метафору. Где-то под толстым слоем зимнего снега остаются долины и перевалы - литературный труд, собственные авторские мысли, идеи, желания, предпосылки творчества - всё это скрыто от других людей. Снаружи видны только тексты, только вершины - одна или несколько, идущих цепочкой, какие-то повыше, какие-то пониже, одни известны всему миру, а другие едва намечены на картах. Дело не в количестве вообще, дело в том, чтобы продолжать движение, подниматься на гору и с её вершины намечать путь к следующей.

- Вы пишете преимущественно в жанре фантастики. Чем вам он нравится?

- Фантастика предоставляет возможность побега. Но тут важно очень понимать, что есть два вида побега. Есть оставление места службы и дезертирство, а есть побег из "тюрьмы", от чего-то тяжелого. И фантастика предоставляет возможность сбежать из тюрьмы так или иначе не устраивающей реальности. Просто отдохнуть от неё либо посмотреть на собственную реальность под другим углом, под оптикой другого глаза - отстраненно. Потому что, какая бы фантастика это ни была - фэнтези, научная фантастика, что-то ещё - человек всегда пишет про себя и про свою эпоху, что бы он там ни придумал фантастического.

- Есть ли место фантастике в вашей реальности?

- Я сейчас участвую в литературном конкурсе "Новая фантастика" с рассказом, который не могу показывать из-за правил анонимности. Зато, в отличие от очень многих конкурсов, все участники могут ознакомиться с работами своих соперников, пусть и без указания авторства. Так вот, на этом конкурсе я несколько раз встречал тексты, поданные как фантастические, но все события которых можно было бы объяснить совпадением или искажением восприятия персонажа, если бы не заявленный жанр. Думаю, отчасти это характеризует моё восприятие реальности - бывает очень интересно и приятно почитать или просто подумать про чудовищ, волшебство, древние проклятья, призраков, но, увидев на мягкой земле отпечатки копыт, я подумаю о лошади, а не о единороге. По-моему, в этом и есть притягательность фантастики: она дарит нам то, чего мы не можем достичь, оставаясь в материальном мире.


В нашем проекте Андрей Симакин представил свой рассказ "Дом у дороги". Услышать его перую часть в авторском прочтении можно здесь, а познакомиться с второй частью и полным текстом произведения - здесь.

Фото: Илья Петров, а также предоставлены героем публикации

Читайте также