Игорь Станиславович, Вы получили военное образование, служили в авиации. Как получилось, что Вы посмотрели в сторону журналистики и круто поменяли свою жизнь?
Думаю, что разговор нужно начинать не с этого, а с того, что я учился в Калининском суворовском военном училище. Это учебное заведение является наследником знаменитых кадетских корпусов, которые существовали на территории нашей страны, начиная с XVIII века. В стенах этого здания я чувствую дух настоящего суворовского училища. Мне очень приятно здесь находиться. Я настоящий суворовец. Я носил еще черную и белую формы. На моем выпуске эта история закончилась, поэтому в каком-то смысле я являюсь одним из последних наследников тех самых кадетских корпусов, которые составили славу и гордость нашей страны. А что касается ухода в журналистику, то, знаете, журналистика и писательство – это не профессии, это призвание. Когда я избрал военную специальность, понимал, что все равно буду писателем. Так и получилось. Мы ведь знаем, что Чехов по образованию не писатель. Только в советские времена возникло учебное заведение, которое выпускало "рофессиональных писателей", – Литературный институт, что, в общем, совершенно напрасно, на мой взгляд. Тот же Чехов писал: "Можешь не писать - не пиши". Вот я не могу не писать.
Вы работали в печатных изданиях и новостных программах, сейчас Вы занимаетесь документалистикой, у Вас свои программы и проекты, книги пишите. Это поиски себя или профессиональная эволюция?
Это ни то и ни другое. Это способ самореализации. Мы с вами реализуемся таким образом.
А какая аудитория сегодня благодарное: зрительская или читательская? Довольны ли Вы продажами своих книг и рейтингами программ?
Я не делю аудиторию на зрительскую и читательскую, она общая. За словом "аудитория" прячется большое количество людей, которые живут в нашей стране, говорят на русском языке и слушают. Вся русскоязычная часть нашей страны и есть моя аудитория. Неважно пишу ли я книги, снимаю фильмы или делаю программы, я стараюсь быть интересен всем.
Вы работали в горячих точках. Это было Ваше личное желание или задание редакции? Чувствовали ли Вы удовлетворение и радость от той работы? Видя, как гибнут люди, рискуя, в конце концов, собственной жизнью, можно ли получать удовольствие от своей работы? Как вспоминаете то время?
Я долгое время был военным журналистом. Человеком, который освещает события в зоне военно-боевых действий, это была работа, мой долг. Конечно, я хотел состояться как военный журналист. Я объехал, по сути, все горячие точки нашей страны вплоть до чеченской войны. Но. Я плохо отношусь к военной журналистике. Вообще я плохо отношусь к журналистам, которые работают на войне, к их определенной части. Потому что здесь очень трудно ответить на вопрос, что ты там делаешь и зачем, потому что, по сути, ты зарабатываешь имя и деньги на гибели и смерти людей. Это противоречие, которое я для себя никак не мог разрешить. Сегодня я могу сказать, что ненавижу военную журналистику именно за это.
Чечня была последней горячей точкой, где работал военный журналист Игорь Прокопенко. Что такого произошло, что изменило, а, возможно, перевернуло отношение к войне, к своей профессии?
Ответить на этот вопрос коротко – трудно. Именно поэтому я написал книгу, которая совсем недавно вышла в издательстве "Эксмо" и называется "Чеченский капкан". В ней вся информация, документы и воспоминания очевидцев, все события, которые имели отношение к этой войне. Это книга для тех, кто хочет понять, что произошло с нашей страной за это время. Это книга для тех людей, которые хотят разобраться в том, что такое чеченская война, как она могла произойти в нашей стране и что нужно сделать для того, чтобы этого больше не повторялось.
Всплывает в памяти что-то такое, о чем Вы жалеете, что узнали, увидели?
Всплывает. Всплывает.. Я выбрался из новогоднего Грозного, после штурма, по-моему, 13 января 1995 года. Нас вывезли в Толстой-Юрт, населенный пункт недалеко от Грозного, где стояли тыловые части. Все это время мы не ели, не пили, я вообще не предполагал, что выберусь оттуда. И вот мы выбрались. Я присел на огромном поле, сижу, а потом понял, что сижу на трупе: подо мной лежит голубоглазый капитан с открытыми глазами. И вот это меня поразило больше всего. Я сам себе задал вопрос: за что погиб этот человек? За рублевские дачи наших олигархов: Нет! За то, чтобы Ельцина еще раз избрали президентом? Нет! За что погиб этот человек? За что погибло огромное количество людей в 1995 году, в те дни, когда вся страна праздновала Новый год и Рождество?!! Это вопрос, на который мне до сих пор очень трудно ответить.
Игорь Станиславович, многие мужчины покидают журналистику, потому что считают, что это неприбыльно, что затрат гораздо больше, чем дивидендов. У Вас другая история.
Я возглавляю очень большой творческий коллектив. Ко мне очень часто приходят наниматься на работу молодые журналисты, первое, что я говорю им: "Вы выбрали себе неправильную профессию. Это работа малооплачиваемая, не очень уважаемая в современном обществе. Работа, которая занимает все свободное и несвободное время без остатка, поэтому подумайте хорошо, готовы ли вы работать в журналистике. Если вы готовы работать, то давайте начинать". Невозможно заниматься журналистикой не любя эту профессию. Только потом я раскрываю тайну: если ты любишь эту профессию и отдаешься ей без остатка, тогда будут деньги, слава, известность и все остальное.
Вы этой профессии отдаетесь без остатка?
Конечно.
Ваша карьера это, действительно, пример для многих журналистов. Расскажите, от каких профессиональных и человеческих принципов Вы никогда не отступаете?
Главный принцип - это не подводить людей, с которыми ты работаешь. Если ты что-то обещаешь человеку, то обязательно должен сдержать свое слово, потому что за каждым героем, с которым работает журналист, конкретная судьба. И очень легко, даже самому того не желая, навредить человеку. Если они просят не показывать лицо, значит, не показываем лицо. Просят они не называть фамилию, значит, не называем фамилию. Нужно нести ответственность за информацию, которую излагаешь. Нужно обязательно помнить, что телевизор - это такая штука, которая входит в каждый дом, не спрашивая. Где-то есть дети, пожилые люди, женщины, люди с неустойчивой психикой, и нужно обязательно делать поправку на то, что ты несешь с экрана, потому что все телевидение у нас коммерческое. У нас государственное телевидение по сути, а по форме существования оно коммерческое. И конечно, все мы зависим от цифр, от так называемого рейтинга. Чем выше рейтинг, тем значимее наша работа, тем дороже она стоит. Чем больше мы говорим с экрана сенсационного и шокирующего, тем больший интерес это вызывает. И, тем не менее, рейтинг не может быть получен любой ценой. Нужно обязательно нести ответственность за людей, которые смотрят на тебя.
РЕН ТВ сейчас уходит в сторону мистики, об этом говорят многие. Вы как заместитель генерального директора считаете, что это интересует людей и делает рейтинг?
А что вы называете мистикой?
Все эти "потусторонние штучки". У омского научного сообщества есть к каналу РЕН ТВ претензии. Ученые говорят, что с Вами тяжело работать. Говоришь одно, а в эфире слышишь другое. Допустим, интервьюируемый Вам говорят: "Через 5 млн лет есть вероятность, что все люди умрут", а в эфир попадает только: "Все люди умрут". Идет искажение или откровенное перевирание фактов. Чтобы Вы ответили на такие претензии?
Все мы живем в плену представлений об окружающем мире, которое изложено в учебнике природоведения 1983 года за четвертый класс, а все, что за пределами этого учебника мы воспринимаем как фантастику и мистику. Между тем наука ушла далеко вперед. За последние пять-шесть лет сделано множество открытий. На орбите вращается телескоп, который за последние шесть лет заглянул в самые дальние уголки вселенной, куда человечество никогда не заглядывало. Все страхи и разговоры о мистике и фантастике связаны с тем, что сегодня человечество и наука не в состоянии справиться с накопленным количеством фактов. Вы представьте, два года назад мы не знали что такое iPad, а сегодня он есть почти у каждого школьника, если ему родители купили его за хорошие оценки. Так же и с научными знаниями. Еще 10-20 лет назад все разговоры о разумной жизни на других планетах казались шуткой. Вы напрасно улыбаетесь, потому что на сегодняшний день ни один серьезный ученый не может отрицать возможности разумной жизни на других планетах. Глупо предполагать, что мы с вами являемся венцом вселенной. Правда, же?
Я и не предполагаю.
А ученые ваши пытаются предполагать это.
Нет, они допускают возможность жизни, как раз. Речь о передергивании фактов. Когда журналист умышленно не добавляет важных подрробностей…
Журналист не является ученым. Журналист только экстраполирует тот набор знаний, который сегодня существует. Он вправе интерпретировать эти знания. С журналиста меньше спрос, чем с ученого. Поэтому журналист имеет право манипулировать информацией, потому что прочных знаний и представлений в этой области нет. У нас в учебнике природоведения 83-го года, то, с чем, я абсолютно убежден, согласны ученые, которые жалуются на нас, написано, что вселенная возникла в результате большого взрыва. Я задаю простой вопрос: "Кто устроил этот взрыв?". Ваши ученые могут ответить на этот вопрос? Нет. Поэтому все разговоры о мистике, фантастике и передергивании основаны на том, что те ученые, о которых вы говорите, сами не могут ответить на этот вопрос. А эти вопросы и новые факты выбивают из-под них привычную почву, на которой они существовали. Тысячу лет назад было все понятно: Земля покоится на трех китах, эти киты стоят на слоне. Все было понятно. Выяснилось, что это не так. Правда, же?
Игорь Станиславович, Вы сами сказали, что у нас очень много неуравновешенных людей, людей с нервными расстройствами…
Конечно.
…А на экране конец света, катастрофы, утверждения о том, что "мы не венец природы". Не кажется ли Вам, что это искусственное нагнетание нервозной обстановки? Покушение на одну из базовых потребностей человека – потребность в безопасности.
Не кажется. Не кажется, потому что словосочетание "конец света" придумал не канал РЕН ТВ, и не ОРТ, и не НТВ. Словосочетание "конец света" придумал еще Исаак Ньютон, если вы не знаете. Именно он первым расшифровал книгу "Апокалипсис" Иоанна Богослова. И словосочетание "конец света" имеет очень длинную историю. Мы занимаемся просветительской, научно-популярной тематикой. Мы только раскрываем эти понятия. Пытаемся рассказать, что это такое, откуда взялось, почему нас волнует и чем закончится. Так я скажу, чем это закончится. 21 декабря 2012 года конца света не будет.
А что будет?
В 1966 году один очень известный и авторитетный американский ученый расшифровал календарь майя, который заканчивается именно 21 декабря. Он сделал вывод о том, что в этот день весьма маловероятен конец света по той простой причине, что майя хорошо знали астрономию, и 21 декабря 2012 года они совместили с большим парадом планет – это астрономический факт. Исходя из этого, он сделал вывод, что нашу планету могут ожидать какие-то катаклизмы. Не ожидают, а могут ожидать, а все остальное уже придумано.
И все-таки, почему, на Ваш взгляд, все каналы: и местные, и федеральные подхватили тему и обсуждают грядущий апокалипсис?
Потому что всем это интересно, все хотят получить ответ на этот вопрос. Это же нормально. Ведь в учебнике природоведения за четвертый класс нет ответа, и в остальных учебниках тоже нет. И большинство наших ученых не отвечают на этот вопрос. Они говорят, что это мракобесие. А является ли мракобесием тот факт, что было время, когда в нашей Солнечной системе существовала еще одна планета? Еще пять лет назад утверждения об этом были мракобесием, а сегодня это научный факт.
Большинство людей включает телевизор, чтобы расслабиться. С какой целью включаете телевизор Вы? Что смотрите? И получается ли у других журналистов заинтересовать Вас и удержать Ваше внимание?
Заинтересовать меня сложно. Я смотрю телевизор в основном по профессиональной необходимости. Я смотрю новый проект не более 10 минут. Этого вполне достаточно для того, чтобы понять, что это за проект, как он сделан и каковы перспективы его существования в эфире. Что касается моих телевизионных, киношных предпочтений, то они лежат за пределами нашего телевизионного эфира. Я работаю на телевидении, и было бы странно, если бы я расслаблялся перед телевизором. У меня есть другие способы для того, чтобы расслабиться. Я люблю кино, Тарковского, Висконти, Антониони и Карвая. Их фильмы я пересматриваю по многу раз, смотрю их с любого места, они меня релаксируют.
Ваша жена Оксана Барковская тоже журналист и документалист. Скажите, это как-то повлияло на общие интересы, на решение связать судьбу? Говорят, что людям творческих профессий сложно вместе, Вы готовы с этим поспорить?
У нас есть разница в возрасте: когда я уже работал журналистом, она училась в школе. Поэтому трудно сказать, что это повлияло на мою жизнь. Что касается совместной жизни двух журналистов, то мы часто ссоримся.
Возникает конкуренция - кто главнее? Как делите "пальму первенства"?
Мы пальму не делим, потому что она одна, как ее делить? Каждый включает своего редактора. Мне не нравится то, как иной раз она пишет, хочется ее подредактировать. Ей не нравится, как я пишу, ей хочется меня подредактировать, поэтому мы договорились тексты друг друга не читать.
Я не могу у Вас не спросить о том, как в Вашей семье реализуется идея о защите детей от вредной информации. Устанавливаете ли Вы для своих детей какую-то "цензуру"? Говорите, какие каналы смотреть, что смотреть, или это уже самостоятельный выбор?
Они еще слишком маленькие для того, чтобы делать самостоятельный выбор, поэтому ночной эфир они, конечно, не смотрят.
А когда подрастут?
Когда подрастут, это будет их выбор, я не собираюсь их ограничивать, потому что я ушел в самостоятельную жизнь в 14 лет, когда стал суворовцем. И думаю, что 14-летний возраст - это тот рубеж, который делает из ребенка взрослого человека, дальше уже собственный выбор.
Каким Вы видите свое будущее? Это будет тележурналистика? Есть время, когда надо уйти?
Я очень люблю дело, которым занимаюсь, а это дело в самом широком смысле. У меня есть большие планы в области кино. У меня есть наработки для того, чтобы поработать с Голливудом. Есть идеи нескольких телевизионных программ, документальных циклов. Я собираюсь написать еще несколько книг, я над ними работаю. Поэтому вопрос самореализации и путей самореализации у меня не стоит. Стоит единственный вопрос – нехватка времени, но с этим я справляюсь.
