Что общего у театральной сцены и песочницы? Как вопрос "быть или не быть?" влияет на артистов мюзикла? Какими чарами обладает постановка "Призрак Оперы"? Как панк-рокер может найти своё место на академической театральной сцене? Чем уникальна мюзикловая аудитория? Об этом "Омск Здесь" рассказал Андрей Школдыченко - исполнитель главных и ведущих ролей в спектаклях и мюзиклах "Юнона и Авось", "Призрак Оперы", "Маяковский", "Шахматы", "Стиляги", "Опасные связи". Артист является лауреатом премии "Музыкальное сердце театра" и номинантом на российскую национальную премию "Золотая Маска".
- Андрей, на ваш взгляд, есть ли сегодня спрос на мюзиклы в России?
- Главное, чтобы у нас название жанра произносили правильно (смеётся). Без мягкого знака. Я думаю, о мюзиклах у нас говорят, потому что они привлекают внимание. Чем? Здесь чётко и не сформулировать. Кого-то он манит своей лёгкостью, о которой почему-то все привыкли думать при слове "мюзикл". На эти спектакли многие приходят отдохнуть, потому что иногда жанр позволяет зрителю это сделать. Не актёру - это важное замечание (улыбается). Кто-то, наоборот, идёт загрузиться, но серьёзность подразумевают рок-оперы, хотя эти жанры часто путают.
- Давайте выставим границы: где мюзикл, а где рок-опера. В чём существенная разница этих жанров? Ваши роли в рок-опере "Юнона и Авось" и мюзикле "Призрак Оперы", к примеру, легкомысленными не назовёшь.
- Мне будет над чем подумать и тогда вернуться (улыбается). Для меня как для артиста особые подразделения на жанры не особо заметны. Очевидные детали я замечу - чисто драматическое и мюзикловое искусство, конечно, отличу (смеётся). Оперу от драмы - тоже смогу. Но я играю в любом жанре одинаково.
- Вы играли и в "Призраке Оперы", и в "Шахматах", и эти проекты шли блоками. Как вы не потеряли живость и искренность, выходя на сцену бесчисленное количество раз?
- У меня было и есть частое чередование ролей - закостенеть не успеваешь. Мюзикл - это живая история. Ты работаешь каждый день, и твоя деятельность не превращается в механическую историю. Но каждый раз ты можешь выходить на сцену с разным внутренним посылом: "Сегодня так сыграю, завтра так". Когда "Гамлета" перечитаешь перед детским спектаклем, выходишь с внутренним непониманием: "Быть или не быть?" - так тоже работает, роли оживляются, спектаклю красок добавляется. Тут каждый из артистов развлекается, как может. И партнёры всегда меняются, у каждого из них разное существование на сцене - это тоже помогает жить.
Артисты - это малые дети. Они вышли на сцену, играются, им там хорошо. У них своя песочница, у кого-то эта песочница очень серьёзная, у кого-то - легкомысленная. И каждый раз они думают, быть там или не быть куличику. По мне, это всё так работает.
- А вам комфортнее вводиться в спектакль или принимать непосредственное участие в его постановке?
- Во всём есть своя прелесть. В первом случае нужно партнёрам не навредить и нужно умудриться сделать так, чтобы зритель тебя принял. Потому что мюзикловый зритель - он постоянный. Он постоянно приходит, он всё в спектакле уже знает, он сечёт. Он приходит получить удовольствие и всё равно остаётся скрупулёзным. Если вдруг забудешь слово и заменишь его синонимом - незамеченным не останешься точно (смеётся). Они потом могут встретить тебя и намекнуть: "Вот, мол!..". Я люблю нашу публику - это удивительные люди. Могут сидеть и вместе с тобой весь спектакль проговаривать и пропевать.
Бывают проекты, которые закрываются, а потом права переходят к другим людям. В такие спектакли тоже нужно ещё суметь влиться. Например, выпускали концертную версию "Последнего испытания", а у этого материала есть своя мощная фанбаза. А музыка же там не с пустого места взялась - там перед ней было 9 томов об этих героях, и по-хорошему надо бы всё прочитать, знать о своём герое всё, но я грешен - не стал всё читать, а просто в социальных сетях попросил рассказать про историю. Мне на это присылали увесистые полотнища текста, там ко всему серьёзно отнеслись. Поэтому я понял, что экспериментировать на сцене с текстом арий будет непозволительно (улыбается). Запою другой текст, распятие мне точно грозит на служебке. В лучшем случае помидорами закидают.
- А вы были таким же серьёзным поклонником чего-либо?
- Да, фанател раньше. Правда, тех, по кому я фанател, уже нет в живых: "Кино", "Нирвана", "Король и Шут". Сейчас смотрю на этих молодых поклонников, появившихся после сериала, и думаю: "Я бы вам нос утёр, но сейчас уже забыл многое о группе". Я никогда не забуду, как я ходил на концерты КиШа и просто не мог отвести взгляд от сцены ни на секунду. Когда мои друзья уходили с автографами и фотографиями, я уходил с кучей впечатлений. Тогда ещё не было таких телефонов, которые, мне кажется, сильно отвлекают человека от происходящего в его жизни. Зачем записывать, если ты такое же найдёшь в интернете? Я был из тех: "Дайте мне впитать происходящее сейчас". Когда мы были в Омске, я не мог забыть про Егора Летова. У меня был старший товарищ, с которым мы постоянно ходили на турники, и как-то я спросил: "Идём сегодня?" В ответ: "Нет, я сегодня на Летова". А я тогда маленький был, он меня с собой не брал. Уже позже я познакомился с творчеством Летова через кассеты. На учёбе кто-то принёс аудиозапись, и я тогда сидел в шоке: "Что это? Как это?". Я до сих пор читаю его стихи и не могу сказать, что раскусил его творчество.
- А как в яром фанате рока появилась страсть к театру?
- Случайно (смеётся). История о том, как я попал в театр. У нас в школе с друзьями была своя рок-группа, и мы считали, что были "припанкованными". В один момент мы решили, что я буду петь, видимо, больше всех попадал в ритм. То есть я уже знал, что можно выйти на сцену, спрятаться за микрофоном, а для полного счастья взять гитару в руки и петь. А как вести себя на сцене без всего этого, я не знал. Мне порекомендовали поступить на театральное отделение. Я пошёл на драматического артиста, сдал документы, но на вступительные экзамены пришёл не туда (улыбается), а в Театр музыкальной комедии, и не понял этого. Видимо, моя ветреная черта характера завела меня туда. Когда я осознал, что пришёл не туда, куда подал документы, понял, что в драму я уже опоздал, теперь надо пытать судьбу здесь. В комиссии мне сказали: "Так вы оставайтесь у нас". Мне повезло, что я "в штанах пришёл" - мальчиков всегда мало. Но надо было же показать, что могу, а я как услышал, как там голосят такие же поступающие, сразу признался: "Я так не умею". В ответ: "Мы вас научим". Но я как-то умудрился вспомнить арию Мистера Икса. Откуда я её знал, как человек, ходивший в театр только в детском садике? Я слышал её на кассете в альбоме Виктора Цоя. И с полной уверенностью, подражая манере Цоя (выдвинул вперёд челюсть), я спел её. Учителя в комиссии были интеллигентные и сильно смеяться не стали, и с пунктом "петь" мы разобрались. Но нужно было прочитать ещё что-то, а я стихов не знал, начал им рассказывать пролог из песни "Короля и Шута", где два вора и монета. Прочитал в лицах, в манере Княза и Горшка. С этим пунктом тоже вроде разобрались. Осталось третье - танцевать. Это я уже сегодня могу осанкой похвастаться, а тогда даже на дискотеки школьные не ходил, а если и приходил, то стоял в сторонке. Поэтому на этом этапе я решил, что пора бежать от этих музыкальных спектаклей: стал потихоньку к выходу двигаться. Вышел на лестничный пролёт и уже стал совсем на выход выдвигаться, а вахтёр (она у нас строгая была, её боялись все - от мышей до директора) мне крикнула: "Молодой человек, вы куда?" А меня уже на прослушивания зовут. Я ей отвечаю: "Подышу воздухом немного". А сам в тот момент страшно курить хотел. Она меня за углом выследила: "Ах, ты сбежать хотел, ещё и куришь!" Так она меня загнала обратно, и вот я в профессии.
- Театр сразу затянул или был всё-таки какой-то внутренний протест после панк-рока?
- Нам, как студентам, было позволено многое не знать. Мы ходили в театр, смотрели, что могли. Для меня это всё было новым, я сидел с выпученными глазами и на свежую голову всё воспринимал. От "Цыганского барона" меня оторвать было невозможно: всё живое! оркестр! без микрофонов поют! И если герои уходили со сцены, говоря о том, что они идут в кибитку, я верил. И даже не подозревал, что кибитки на самом деле нет. Я до сих пор так смотрю спектакли. И если кто-то идёт в кибитку, то для меня он и вправду туда идёт.
Когда я смотрел спектакли, во мне не было оценочного взгляда. Я помню как-то сидел в театре со старшекурсниками, отличницами. Они всё знали и оценивали каждый шаг: тут текст забыли, тут не доиграли. В итоге я так устал (смеётся), что отсел. В театр надо идти за ощущениями. Если тебе совсем не нравится - встань и иди домой, зачем время тратить? А иногда сидишь, ничего не понимаешь, но тебя что-то держит. Происходит волшебство. То самое театральное волшебство, когда ты не то что не можешь уйти - ты не хочешь уходить. А не понимать - это нормально. Ну на пятый раз поймёшь, не страшно, Земля не рухнет от этого.
Хотите весь спектакль пафосно оценивать и моментально критиковать - идите на базар, обсуждайте мраморные пуговицы, а в театре нечего оценивать, понимаешь? Тут нужно чувствовать всё. Да, наблюдайте даже за второстепенными персонажами, - с них отдельные спектакли можно ставить. Там, на втором плане, другая жизнь кипит, там свои шутки, мне кажется, если их из-за кулис снимать, то можно склеивать куски и фильм выпускать.
- Андрей, давайте теперь поговорим про ваши роли: Призрак в "Призраке оперы", граф Резанов в "Юноне и Авось". Какая из них как для артиста была для вас долгожданнее?
- Оба спектакля я назвал бы мировыми. Я с одинаковой долей ответственности брался за эти роли. Признаюсь, у меня не было такого, чтобы я мечтал об одной из них. Только после утверждения на роль в "Призраке", понял: "Вот это я попал". Я, кстати, не сразу понял этот спектакль. Когда я жил ещё в Караганде, мне давали кассету с фильмом, но я физически никогда не мог её досмотреть до конца. Ария Призрака очень манящая и усыпляющая - колыбельная в своём роде. Призрак усыпляет Кристин, и на месте Кристин я бы засыпал вместе с ней, и приходил в себя после чар Призрака только на титрах (улыбается). Так что я был пленником своей роли в каком-то смысле. Конечно, когда я посмотрел мюзикл на сцене, понял наконец масштаб истории.
С Резановым тоже познакомился в годы студенчества, мне кто-то подарил диск с рок-оперой, и он долго лежал у меня в машине. После записи двухтысячного года я узнал эту историю и погружаюсь в неё по сегодняшний день. Я даже вам не передам, с какими чувствами. Приходите на моего Резанова, потом сами опишите (улыбается).
- О чём ваш Резанов внутри? Про что вы говорите со зрителем, когда выходите в его образе на сцену?
- Вот это ты зря сейчас (улыбается). Вообще, история с одной стороны... о любви. С другой стороны (задумался), тоже о любви. Да и с третьей стороны, тоже о любви. Да, всё в нём о любви. Я всегда считаю, что надо играть про любовь. Даже если её, на первый взгляд, нет в истории, её нужно найти и играть. Так же работает в том случае, если у тебя серьёзный персонаж, - в нём всё равно нужно найти шутку. А любовь, если у тебя она может быть к разным объектам направлена, всегда есть.
- С какой мыслью делаете первый шаг на сцене?
- Всегда одно: "Да будь, что будет". У нас был замечательный проект "Магазинчик ужасов", где моя роль была прописана как "бомж". Поэтому, когда ты гримируешься, ты примеряешь на себя образ и постоянно думаешь, как ты будешь существовать в этой роли. Я постоянно думал, каким я буду бомжом, приглядывался, с удовольствием делал себе перебитый нос, рисовал синяки, брал в руки бородавку и клеил с наслаждением: "Вообще буду урод". Это я к тому, что все примерки роли и обдумывания сегодняшнего спектакля происходят на моменте грима. Когда делаешь шаг на сцену, там уже думать не надо - всё пойдёт так, как пойдёт.
Кстати, в материале "Купить билет в другую реальность": зачем нам в "бренной жизни" мюзикл" мы разобрались, чем мюзиклы психологически цепляют аудиторию, за что их любят. Обнаружили и скептиков, которые всё же предпочитают относиться к жанру с предубеждением о лёгкости, "ванильности" и сильным перебором художественных средств.
