Сегодня в подборке - три писательские автобиографии. Мариенгоф, Чуковский, Катаев. Эти люди жили в одно время, были свидетелями революций и войн, вращались в одних кругах. Но как же различаются их мировосприятия, взгляды на эпоху! Советую эти книги всем, кто любит литературу Серебряного века, тем, кто интересуется историей нашей страны, тем, кто предпочитает хороший русский язык и выверенность текста, а также тем, для кого живые, настоящие люди дороже мифов и штампов.
"Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги", Анатолий Мариенгоф
"Боже, как прекрасен его русский язык!!!" - восторгалась я на каждой странице! Какие образы, метафоры, какая наблюдательность и точность! А когда книга перевалила за половину, я стала восторгаться уже не только и не столько литературностью, чистотой, правильностью и богатством языка, сколько человечностью, мудростью, какой-то философской примирённостью со всем, что было в его жизни. А в жизни было много всякого - невыносимо трагичного и очень радостного. Самые сокровенные свои переживания (про самоубийства единственного сына Кирилла и друга Сергея Есенина) он описывает так горько, так безысходно, но при этом так деликатно для читателя, так аккуратно, без надрыва и стенаний, что чувствуется за этим его огромная рана, но и огромная стойкость, принятие жизни во всех её проявлениях. Мариенгоф близко дружил с Есениным. Одно время они даже жили вместе. Про Есенина написано не так много (теме дружбы, ссоры и примирения с поэтом посвящена другая книга - "Роман без вранья"). Но даже из этой малости выпукло проявляется образ Есенина, совсем не "деревенщины-простачка". И про Айседору Дункан всего пару абзацев. Но и они развенчивают устоявшийся миф про великую танцовщицу и любовь поэта к ней. Небольшие зарисовки - но как точно они характеризуют время! Вот красноармейцы устанавливают пулемёт на крыше их дома, и шальная пуля убивает отца… Вот идёт поэтический диспут, и Мариенгоф кидает критикам: "Вы просто пар над супом!"… Вот Мейерхольд жульничает, изображая больного, чтобы в творческих дебатах сбить противника с толку… Вот Маяковский бьёт чечётку в кабинете бухгалтера, чтобы тот выплатил ему деньги… Вот жена Качалова запрещает тому на улице декламировать "Фауста", чтобы горло не застудить… Вот Есенин восторженно предлагает крестить сына Мариенгофа в шампанском… И такие маленькие эпизоды составляют всю эту книгу, как мозаика сливаясь в большую, многоцветную картину, которая отражает приметы времени - бурного, неистового, яркого и трагичного.
"Дни моей жизни", Корней Иванович Чуковский
Во-первых, здесь очень живой Чуковский. Не мифический дедушка, читающий детям "Крокодила", а мятущаяся душа, самокритичная до крайности. Временами К. И. называет себя полуидиотом, а свой мозг - вялым и сонным, мысли - лживыми мыслишками и т. д. Во-вторых, книга это написана очень искренне. Ну а как же может быть иначе, ведь К. И. писал не для публикации, он писал исключительно для себя. Поэтому всё тут - "без купюр". Очень много метких, иногда даже едких замечаний про Горького ("простодушный до невменяемости"), Маяковского ("Маякоооооуский"), Ахматову, Блока ("всегдашняя невольная величавость"), Репина, Мережковского, Зощенко и других его современников, которых мы иначе как легендами не воспринимаем. А здесь они очень живые - озорные, весёлые, взволнованные, брюзжащие, обидчивые, со своими недостатками, предпочтениями, личностными особенностями. Совсем без нимбов. У Чуковского - талант замечать и описывать мелочи так, что ясна самая суть человека. И с большинством литераторов первой половины 20-го века он виделся чуть ли не еженедельно на протяжении многих лет. В дневнике он описывает их дискуссии, рассуждения, их отношение к стихам, их понимание языка. Бытовые подробности, практически стенография литературной жизни на протяжении нескольких десятков лет создают такую густую атмосферу, что начинаешь чувствовать, как и чем жили Гумилёв и Мандельштам, Пастернак и Солженицын и десятки других, очень знакомых нам людей. Для меня было открытием, что Чуковский - фигура глубоко трагическая. Клеймо незаконнорождённого, всегдашняя изматывающая бессонница, невозможность писать о том, к чему тянется душа (к Чехову и Некрасову), запрет на "чуковщину", голод 20-х годов, страшное семейное горе, ощущение, что так и не сделал главного в жизни ("ни один человек не знает даже, что я не только детский писатель, но и взрослый"). Но всё-таки через все его записи, через все 70 лет, что он вёл дневник, сквозит его любовь к литературе, к языку, его чувствование гения, его стремление к тому, чтобы фальши и лжи, "мямления и канители" было как можно меньше, а настоящее, талантливое, выражающее "жизнечувствование" и "жизнебиение", шло к людям.
"Алмазный мой венец", Валентин Катаев
Автор "Цветика-семицветика" и "Сына полка" написал книгу-воспоминание о своей молодости. О друзьях-поэтах, о романтичном времени идеалистических мечтаний и горящих глаз. Сам он называет это послереволюционное время Эпохой Великого Поиска: "Всё несло на себе печать новизны. Новый кинематограф. Новый театр. Новая поэзия. Новая живопись"... Катаев и те, кто его окружал, находились в самой гуще событий. Они были из тех, кто позволял себе "колебать мировые струны" и строить новый мир. Всем своим друзьям Катаев дал прозвища - Ключик, Щелкунчик, Кололевич, Командор... Наверняка любой филолог разгадает, что за этими прозвищами стояли известнейшие люди той поры - Олеша, Мандельштам, Есенин, Маяковский, Пастернак, Булгаков, Бабель и множество других поэтов и писателей. Ну а для недогадливого читателя есть вариант "Алмазного венца" с комментариями, где популярно объяснят, кого Катаев имел в виду, где напутал, что переврал, и как было на самом деле. Воспоминания в книге отрывочны и перемешаны. Похоже на то, что гуляет человек по парку, беседует с лучшим другом, и вместе они вспоминают молодость. Потом видят решётку ограды, или дерево, или скамейку знакомую, и память их уносит в какие-то новые дали, логически не связанные с тем, о чём говорили. А ещё тут очень много Москвы. Улочек, подворотен, площадей, памятников, бульваров и коммунальных квартир. Старая Москва до масштабной сталинской реконструкции во всём её очаровании, нищете, величии и уютности. В этой книге много молодости, задора, тепла и вдохновения. Но ещё больше - ностальгии по ушедшему. Катаев писал её, будучи уже очень пожилым человеком. Его память, как прожектор, высвечивает время расцвета его товарищей. Они всё ещё молоды, талантливы, полны надежд. Они всё ещё живы. Катаев не делает акцента на страшных вещах. Он не пишет о том, как погибли Мандельштам и Бабель, лишь вскользь упоминает о смерти Есенина и Маяковского, и поэтому книга получилась светлая и немного восторженная. Будто катаевская память выкинула неугодные, травмирующие куски и выбрала только то, от чего радостно и хорошо. Словом, "Эпоха Великого Поиска", повёрнутая к читателю своей романтической, прекрасной стороной, не омрачённая репрессиями и культом личности. Хорошая книга. Вдохновенная.
*****
Также на нашем сайте вы можете найти подборки книг на любой вкус.
Подробные рецензии Александры Макаровой на представленные в подборке книги, вы можете найти в группе "Влюблённые в книги" во "ВКонтакте".
