В качестве эксперта программы "Городские практики", которая проходит в Омске с 20 по 24 сентября, в наш город приехала социальный антрополог и урбанист Марина Байдуж. Она прочитает лекцию о локальной идентичности и даст практическое задание в рамках исследовательской экспедиции. За то время, что Марина посвятила антропологии, она провела более 50 прикладных исследований в разных городах России и других стран и написала свыше 60 научных публикаций по методологии и этике антропологических изысканий, а также антропологии города и пространства. Пока Марина Байдуж готовилась к лекции, "Омск Здесь" улучил несколько минут и узнал у неё, чем именно занимается социальная антропология, почему это направление так важно для общества. Также вместе со спикером разбирались, в каком контексте живут современные люди.
- Что такое социальная антропология и что именно она значит для вас?
- Социальная или культурная антропология изучает человека в контексте социума и культуры, чаще всего имея дело с живущими людьми и "живыми культурами". Несмотря на то, что внутри антропологии за долгие века её существования накопилось большое количество теоретических подходов и в генезисе науки лежит много неприглядных моментов (например, обслуживание колониализма и империализма во многих странах: изучение быта и самых разнообразных культурных, экономических и политических особенностей колонизированных народов, которые упрощали метрополиям управление ими), на сегодняшний день я вижу в антропологическом подходе и антропологической логике основу гуманистических основ будущего разнообразных обществ, которое сможет перешагнуть уже через своё модерное состояние. При условии, конечно, что это будут современные антропологические подходы, постоянно рефлексирующие свои методы и, главным образом, чётко понимающие, насколько тесно методология исследования и в поле, и в кабинете связана с этикой его проведения. Это тонкий момент, который очень легко упустить в социальных исследованиях, поддавшись очарованию "легкодоступности" данных, ведь социальный антрополог добывает данные для своего анализа, наблюдая социокультурные процессы в их "естественной среде бытования" через различные виды антропологического наблюдения и много разными способами общаясь с людьми. Но, конечно, и "легкодоступность", и "право" на использование всего, что попадается в ходе использования, - это большие и недопустимые ошибки социального исследователя.
Здесь я делаю оговорку, что, несмотря на то, что моя основная научная идентичность - антрополог, я не считаю, что будет ошибкой назвать меня социологом, социальным исследователем или урбанистом. Более того, сейчас наука действительно междисциплинарна, и я считаю, что важно искать точки схождения между дисциплинами и научными школами, а не продолжать конструировать научные "касты", считающие именно свой подход настоящей антропологией или настоящей социологией.
Мой основной научный интерес, который сохраняется с последних курсов университета, - это связь человека и пространства, в котором он живёт. И я последовательно изучала это то более историческими и философскими, то более географическими или этнографическими, то более фольклористическими и социологическими методами. В итоге я нашла свой, как надеюсь, комплексный набор инструментов и аналитических приёмов, который в том числе позволяет проводить и краткие прикладные исследования без потери их качества.
- Откуда и когда появилось это направление в антропологии?
- Это очень долгий вопрос - примерно на такой хороший курс лекций. Но если попытаться ответить, то стоит упомянуть заметки греческих и арабских мыслителей, которых ставят в "начало" своих наук почти все общественные дисциплины, например, заметки Геродота о "варварских" племенах можно считать антропологическими как осмысляющими другие (по отношению к себе) общества и отражающими мораль и этику и Геродота, и обществ, к которым он принадлежал. Но если не вдаваться в долгое вступление и перескочить временную ось ближе к нам, то стоит отметить XIX век как эпоху победившего позитивизма и европейской рациональности в науке, а в антропологии - эволюционизма, который до сих пор сложно изжить из очень многих логик - и повседневных, и исследовательских. Это представление, если огрубить, о том, что развитие линейно и каждая культура и каждое общество движутся от "дикости" к "цивилизации", проходя одинаковые стадии развития, которые возможно определить и изучить.
И следующий вариант "начала" в истории антропологии - это конец XIX - начало XX веков. Часто именно это время называют началом "современной" антропологии. Названия слегка разнились в разных странах и разных научных школах. Если упрощённо, то её называли культурной антропологией в США, социальной - в Великобритании и Франции, этнологией/этнографией в Германии и России. Отцом-основателем социальной антропологии чаще называют Бронислава Малиновского, который на долгое время определил каноны полевой работы антрополога и что вообще антропология должна быть обязательно основана на полевой работе, то есть "включённом наблюдении" изучаемых людей и их сообществ. Примерно в это же время свои исследовательские принципы, ставшие классическими для антропологии, вырабатывают Франц Боас и Альфред Реджинальд Радклиф-Браун.
Лично для меня кажутся особенно значимыми (читай: интересными) труды Боаса и особенно его ученицы Маргарет Мид и подходы французской социальной антропологии - Марселя Мосса и Клода Леви-Стросса. Они оказали на меня большое впечатление, и поэтому, наверное, я долгое время была погружена в структуралистские и семиотические подходы к изучению культуры и человека.
- Почему вы занимаетесь ещё и урбанистикой?
- Как я уже отметила выше, я не склонна фрагментировать исследования на отдельные дисциплины, мы уже не в 19 или 20 веке, чтобы строить дисциплинарные границы, скорее, мы должны их разрушить.
Но именно к городским исследованиям, то есть изучениям человека и его взаимоотношений с пространством здесь и сейчас я пришла практически сразу же, как только заинтересовалась антропологией. И на самом деле благодаря моей научной руководительнице и моему главному учителю (и этике исследования, и всем антропологическим методам) - Лискевич Нине Александровне. Именно она предложила мне сосредоточиться на горожанах, а именно - жителях Тюмени, для работы над диссертацией. Это было ответом на мой интерес к изучению своей собственной, а не далёкой и "экзотической" культуры, желанием проследить и показать, что мифологическое мышление и устойчивые паттерны коммуникации между людьми, людьми и пространством, людьми и "воображаемыми" персонажами или объектами существуют и крайне важны в нашей сегодняшней жизни, а не только в далеких культурах или "традиционной деревне". И оказалось, что такие знания вполне можно конвертировать на язык урбанистики, архитектуры, девелопмента, администрирования и пр. Таким образом постараться учесть тонкие социальные законы в процессе развития городов, чтобы сделать его чуть менее жёстким и чуть более гуманным по отношению к людям и всем, кто составляет городскую ткань, которую хочется изменить.
- Чем вообще гуманитарии могут быть полезны в урбанистике?
- Для меня это некорректный вопрос. Я не считаю себя гуманитарием и вообще не поддерживаю деление людей на две якобы противоположные группы по своим профессиональным навыкам. Более того и антропология далеко не во всех образовательных и научных системах является гуманитарной или общественной наукой. Вообще существование стереотипа о гуманитариях или гуманитарных науках как о будто бы более хаотичных, лёгких и неструктурированных наносит им вред.
- Насколько социальная антропология нужна современному обществу, в чем её важность?
- Опять же я бы не выделяла именно социальную антропологию, но отдельные важные теоретические принципы, которые ложатся в этические основания работы современного антрополога и могут послужить важным примером и для коммуникации за рамками научных исследований. Например, отказ от экзотизации "другого" (рефлексия и улавливание своих собственных чувств и эмоций, на основе которых мы не вполне рационально демонизируем всех непохожих на нас, особенно если эта непохожесть связана с видом человека, ритмом его жизни, пищевыми привычками, телесными практиками и пр.); признание культурной разницы и культурного разнообразия как нормы, где культуры и люди не выстроены в иерархию от плохо до хорошо, от дикарей к цивилизации (и цивилизаторам); признание того, что мир устойчив благодаря локальным культурам (а не большим социополитическим конструктам, которые меняются в зависимости от эпохи и её "моды") и признание права этих локальных культур существовать и развиваться исходя из своей логики. Последнее особенно важно при реализации проектов территориального развития или брендирования мест или процессов, которые создают люди.
Ну и более практические принципы, как, например, понимание, что во многих случаях можно решить конфликт или проблему, если изучить и понять язык и картину мира своего собеседника и выстроив вместе с ним мост в коммуникации и в повседневной жизни. В чём лично для меня и состоит антропологический подход - строить мосты, а не стены.
- Насколько тесно социальная антропология связана с городской?
- Городской антропологией часто называют ту часть антропологии, которая изучает жизнь человека в городах и связанные с этим процессы, явления и институты. В то время, когда изучение городской жизни антропологами или своеобразная городская этнография были новшеством (в противовес изучению не-городских культур, якобы более "традиционных"), то это название было важным и разграничивало предметы исследования разных социологических и антропологических школ. Однако сегодня, мне кажется, это название субдисциплины не отражает специфику предмета исследования. В науке, конечно, не вполне решён спор о делении мира на городские и "сельские" цивилизации, но я всё же считаю некорректным делить всё на город и не-город и предпочитаю говорить скорее о спектре урбанистичности мест, где сегодня живут люди, которое ещё соединяется со спектром понимания того, что такое "городское" или "урбанистичное" внутри разных локальных культур. Собственно, как и методы исследования (и полевого, и анализ всех собранных данных) разных городов должны быть разными, как и разных сёл.
- Вы много наблюдаете и исследуете. В чём разница, как люди использовали городское пространство 30-40 лет назад и сейчас?
- Ну 36 лет назад я только родилась и не могу достоверно отделить мой детский опыт от опыта других людей и сделать такие большие выводы. Я бы скорее обратила внимание, что нужно смотреть не только на разницу временного спектра, точки на хронологической оси, но и учитывать, где эта точка окажется на оси "локальности", связанной как с географическим местоположением, так и чуть более динамичной и окказиональной социальной/культурной идентичностью людей.
- Доминанты локальной идентичности городов России и людей в них сильно отличаются друг от друга?
- Смотря какие места сравнивать друг с другом, но, скорее, да. Однако с оговоркой, что помимо доминант или отдельных "знаков" и того, в какую уникальную последовательность они складываются в разных местах (не всегда равных границам города, к слову), важными или даже важнее оказываются смыслы, которые разные группы людей и отдельные люди вкладывают в эти знаки, образуя одновременные и равноправные "идентичности" одного места.
- Какой культурный, социальный код можно приписать, например, Омску?
- Культурного кода, как и социального, не существует. Так же, как и гения места или особого менталитета отдельных групп людей. Все эти романтичные и поэтизированные словосочетания потеряли свою объяснительную роль как термины и, пожалуй, не могут быть применены к описанию современных социальных процессов.
Локальность и локальная идентичность - очень гибкая и динамичная система разных элементов, связанных с конкретным местом, и всегда преломленная через систему ценностей отдельного человека или группы людей, а затем ещё и исследователя и/или его исследовательского подхода.
Проще говоря, я уже давно не была в Омске и более того, никогда его не изучала как антрополог, поэтому мне сложно ответить об актуальных смыслах города для живущих в нём сейчас людей.
- По каким закономерностям развиваются города России? Что важно для их населения?
- Это вопрос скорее к учёному-эволюционисту из XIX века или же к позитивитски настроенному колониальному социальному исследователю, который называет людей населением или гражданами, таким образом отделяя от человека отдельные функции, которые можно найти в его деятельности и которые важны для государства: население должно воспроизводиться, граждане должны голосовать и ходить на субботники, а пользователи города - пользоваться улицами и скверами.
Важно понимать, что развиваются не города, а люди, которые создают их, создают процессы городской жизни и сильно влияют на всю экосистему, связанную со "своим" местом (а, значит, и отвественны за её устойчивость). При этом стоит помнить, что это развитие не всегда можно оценить по единой измерительной шкале, хоть и очень хочется это сделать, чтобы упростить управление процессом развития.
- В каком контексте живут современные люди?
- Мы однозначно находимся внутри периода очередных изменений общекультурных ценностей, этики взаимодействия и норм ритмов жизни. Поэтому в несколько раз важнее помнить о том, что основания этой новой "эпохи" и её ценностей мы закладываем сегодня, каждый из нас. И важно ещё не потерять человечность и гуманизм в этом процессе.
Фото: Ольга Соломатина; предоставлены Мариной Байдуж