#влюблённыевкниги: о писателях-поэтах и не только

В этой подборке представлены книги известных писателей, которые исследовали творчество и жизнь свои коллег, живших на несколько десятилетий раньше. Прилепин, Чуковский, Лимонов - великолепные биографы, которые в своих исследованиях проникли в такие глубины, куда обычно не заглядывает обыватель. Авторы всех трёх книг - достойны своих героев: пролетарского писателя Максима Горького и расстрелянного в 1938 году поэта Бориса Корнилова. Пушкина и Мариенгофа. Хлебникова и Луговского.

"Священные монстры", Эдуард Лимонов

Хотите по-новому взглянуть на таких культовых личностей, как Пушкин и Набоков, Мисима и Ван Гог, Ленин и Фрейд, Муссолини и маркиз де Сад? Читайте "Священных монстров". Эту книгу Лимонов писал, сидя в тюрьме. Без справочников, энциклопедий и интернета. На память. А ясная память его хранила очень многое: от стихов Хлебникова до важных дат в жизни Сервантеса и Эдгара По. Чувствуется мощь самого Лимонова, его независимость от авторитетов, доверие себе и своему исключительному литературному вкусу. Кто ещё посмеет назвать (и, главное, уверенно обосновать), Пушкина - "поэтом для календарей", Льва Толстого - банальным, Ахматову - ничтожной, Цветаеву - бессвязной, а Маршака - недоразвитым идиотом? Написано энергично, зло, лаконично. Без обиняков, витиеватостей и расшаркиваний перед великими. Каждому "монстру" Лимонов уделил по главе, каждого аргументировано "раскатал". Или, наоборот, показал уникальность, гениальность, недооценённость.
Здесь есть восторженная глава про Велемира Хлебникова, которого Лимонов называет "неоспоримым гением поэзии ХХ века, намного крупнее и больше Пушкина". Есть глава про Достоевского, герои которого - "совершенно нерусские люди, достоевцы", только и делают, что высасывают из пальца, живут на скорости 16 метров в секунду, пускают изобильные сопли и слюни. Глава про Маяковского, которого Лимонов называет позёром, агитатором и горланом. "Священные монстры" - необычный взгляд не только на писателей, но и на их произведения. После комментариев Лимонова вы заново откроете для себя "Лолиту" Набокова ("роман об отвращении к женщине"), "Войну и мир" ("большая халтура"), "1984" Оруэлла ("несправедливая книга"). Эта ревизионистская книжка, нацеленная на то, чтобы смахнуть слой благородной пыли с бюстов великих и увидеть новые черты, взбодрит и разбавит устоявшийся мирок любителей литературы. Всем, кто готов к непривычным оценкам и низвержению идеалов, рекомендую!

"Непохожие поэты. Трагедии и судьбы большевистской эпохи", Захар Прилепин

Признаюсь честно - я совсем не фанат поэзии. Почти невозможно меня увидеть с томиком стихов. Моя любовь - проза. Стихи - редко, точечно, под настроение (или состояние). И если Мариенгоф мне давно знаком и горячо мною любим, то о Корнилове и Луговском слышала прежде только вскользь, а стихов их почти не читала. Тем не менее книга про поэтов оказалась для меня настолько интересной, что порой было трудно оторваться. Она о людских судьбах и, безусловно, об эпохе, которую ну никак не отделить от творчества Мариенгофа, Корнилова и Луговского. А ещё здесь мелькают и Есенин с Маяковским, и Ольга Берггольц с Васильевым, и Симонов с Фадеевым. Прилепин проходит вдоль линий человеческих судеб. Соединяет их с судьбой страны. Читаешь и чувствуешь, что прикоснулся к чему-то очень важному, драгоценному. К тому, что объяснит и русскую поэзию, и русского человека. Античный стоицизм и своеобразная, на грани провокации философия бытия Мариенгофа. Нарочитая, игровая маргинальность лирического героя Корнилова. Огромность, наэлектризованность эпохой, неоспоримость поэта Луговского. В Прилепине меня всегда поражает знание предмета и слог. Заслушаешься (то есть зачитаешься) - так глубоко он раскрывает своих героев, так любовно говорит о них, так бережно обходится с их творчеством. Анатолий Мариенгоф - "последний денди республики", восторженно встречающий революцию. Прожил драматичную, полную трагедий жизнь. Борис Корнилов - такой живой, подлинный, настоящий в самое суровое время. Человек, не предавший свою эпоху. Расстреляли в 1938-м. Владимир Луговской - великолепно образованный гигант, красавец, романтик, "броненосец советской поэзии". Колесил вместе с басмачами по пустыням Туркменистана, лично читал Сталину свои стихи, заводил многочисленные романы, пестовал учеников-поэтов. Распался в начале войны, сломленный ею. Очень разные судьбы больших поэтов - "сокрушительная человеческая геометрия". Советую эту книгу всем, кто хочет увидеть эпоху не только через школьную хрестоматию с Цветаевой, Ахматовой и Пастернаком. В этой книге - куда более сложная, внушительная, великолепная и трагическая картина.

"Две души М. Горького", Корней Чуковский

Если вы никогда не читали Горького, после этой книжки наверняка захотите прочитать. Или перечитать, если уже читали. Чуковский так красиво, объёмно, с душою рассуждает о "пролетарском" писателе, что видишь в нём прежде всего человека - очень противоречивого, яркого, страстного, увлекающегося.
"Две души Горького" - одна подлинная, другая придуманная, одна душа художника, другая - мыслителя. Как художник Горький гениален. Его сила - в богатом, неукротимом цветении образов. Совсем не то Горький - мыслитель. "В его художественных образах - бездна нюансов, а мысли элементарны, топорны, как брёвна." Его искусство блистательно опровергает его теории. И в этом - главное противоречие его творчества. Горький ненавидит "азиатчину", считает, что у русского народа все беды от неё. Спасение видит в "объевропеивании". Но когда он описывает европейскую жизнь, европейские картинки, слог его становится скучным, взгляд тусклым. Совсем другое получается, когда дело касается проклинаемого им, но милого Востока. Всё самое поэтичное, самое цветастое, пёстрое, бешено яркое, ослепительное рождается здесь. "Умилённая, хмельная любовь к русской - пусть и безобразной - Азии живёт в нём вопреки его теориям, и часто, когда он хочет осудить азиатчину, он против воли благословляет её". Горький говорит одно, а описывает другое. "Считываются" из его книг два разных посыла. Вот эта мысль Чуковского о Горьком была для меня нова и интересна. И если с этой новой мыслью читать Горького, фокусируясь на нём именно как на художнике, и не переоценивать в нём мыслителя, то, думаю, уйдёт то раздражение от морализаторства, которое часто бывало у меня прежде. Здесь ещё много интересных наблюдений: про то, что каждое произведение у Горького - лечебник русских социальных болезней. И лекарство каждый раз новое. Верит Горький в анархизм, будет лечить анархизмом, верит в социализм или коммунизм - они и лекарство. "Человек - это боль, которую нужно ути́шить". Вот его главный посыл. Вот ради чего пишет, ищет, мыслит, морализаторствует. И за эту мысль я Горького люблю. И за этот вот идеализм тоже люблю: "Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт всё-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой." Чуковский же всегда восхищает меня своим пристальным взглядом в человека. Тем, как он может увидеть то, мимо чего прошли тысячи людей и не заметили. Как глубоко он всматривается в текст и в автора. "Две души Горького" - книга очень психологичная. Внутренний конфликт писателя, его стремление к перекраиванию себя и других, его гениальность показаны здесь через строки его книг, через его рассказы о детстве и юности. Чуковский - великий писатель человеческих душ, открыл мне нового Горького.