- Дмитрий Владимирович, у вас был опыт работы учителем музыки в сельской школе, какие тогда ставили перед собой задачи?
- Знаете, простые задачи: выдержать, выстоять! Классы были совершенно разные, да и дети все разные, с кем-то получался диалог о музыке, а кто-то был откровенный хулиган, который вскакивал на парту и хотел, чтобы я его догнал. Но на таких учеников совершенно магически влияло слово "сочинение". Его почему-то очень боялись, и для меня оно было спасательным кругом. Я обучал 18 классов: я ставил им симфонию, и они писали, какие чувства она у них вызывает. Потому что всё-таки в каждом из нас есть чувственное восприятие прекрасного.
- Как можно воспитать в детях хороший вкус?
- Вкус, как вы правильно заметили, именно воспитывается. Только когда ребёнок живёт среди прекрасного, может появиться соответствующий вкус. Хорошая музыка, хорошие книги, спектакли, красивый город, одежда, тёплые отношения в семье и ближайшем окружении - всё даст о себе знать. Не должно быть так: вот хорошая музыка, вот плохая. Так, конечно, тоже можно, но лучше, когда всё познаётся, глядя на хороший пример.
- Нужно ли детям базовое музыкальное образование?
- Какое-то начальное творческое образование необходимо. Что-то, что влияет на образное мышление и на дальнейшее развитие. Учёные выяснили, что полушария нашего мозга развиваются только параллельно: если вы будете изучать только математику, минуя эмоциональную сферу, то это будет самый не эффективный путь. Альберт Эйнштейн играл на скрипке, а Александр Бородин был учёным. Музыка, кстати, хорошо развивает и то, и другое. Игра на инструменте - это тонкая интеллектуальная деятельность, которая уже потом обретает эмоциональный окрас.
- А нужны ли классические произведения литературы и музыки?
- Обязательно. Чистая вода же нужна всем? Да, есть, конечно, и те, кто удовлетворён хлорированной и может сказать: "Зачем мне другая? Меня всё устраивает". Но тот, кто попробовал чистую воду, знает, что это такое, и уже никогда не сможет от неё отказаться. Для меня поэзия Пушкина и Тютчева - это глоток чистой воды. Наш мир косноязычен. Мы общаемся какими-то обрывками фраз - это тихий ужас. То же можно сказать и о музыке. Кто-то, может, и не дорос до сложных симфонических произведений Шостаковича, Стравинского, но красоту музыки Моцарта и балетной музыки Чайковского в состоянии понять каждый. Погрузиться в это и почувствовать очищающее воздействие точно может каждый из нас. Разве что глухому это не подвластно - я имею в виду глухоту сердца. Нужно культивировать красоту в мире, тогда наше будущее будет приятным. Меня беспокоит, что последнее десятилетие, нет, даже весь двадцатый век, прошёл под знаменем уродства. Сначала уродливыми стали произведения искусства, потом и всё остальное - уродливая одежда, игрушки, герои мультфильмов.
- Какая музыка вам кажется особенно сложной для восприятия зрителей, на что люди боятся идти?
- Вот этого я не знаю. Я слышал, что кто-то вообще боится идти в Концертный зал, у них начинается паника. Как себя вести? Как одеваться? Как сидеть? Это обычное место, в которое приходят обычные люди, поэтому я не понимаю, чего здесь бояться. Давайте так: Концертный зал не то место, которого стоит бояться (улыбается). А о музыке… Есть такой стереотип: считается, что музыка второй половины ХХ века довольно сложна. Она действительно сложна гармонически, но тем не менее есть слушатели, которым ближе именно эта музыка, что-то совершенно сложное и непонятное. Такое производит на них впечатление, может, она влечёт их своей сложностью. Простота для них слишком примитивна. Я же во всём нахожу свою прелесть: Моцарт - это абсолютная красота, Бетховен - сила духа, Рахманинов - широта русской души.
- Недавно вы исполняли музыку Овсянико-Куликовского, что находите в ней?
- Меня поразило, что никому не известный композитор написал несколько сочинений, которые стали абсолютными хитами. Меня цепляет совокупность многих факторов: история сочинений - надурил ведь всех (улыбается), невостребованность и востребованность одновременно. Эта музыка потрясающая, просто потрясающая.
- Какие у вас критерии хорошей музыки?
- Был бы такой рецепт, было бы слишком просто, но если при втором проигрывании музыки я открываю для себя что-то новое, то произведение начинает мне нравиться ещё больше. Если при каждом повторе ты постоянно что-то открываешь, то это определённо очень талантливая музыка.
- Есть разные мнения о восприятии классической музыки: первое, когда всё понимаешь на подсознательном уровне, второе - нужно знать контекст, то есть жизнь автора, скрытый смысл деталей. Как считаете вы?
- Знакомство происходит на уровне чувств, дальше растёте и вы, и ваше восприятие музыки. Каждый человек с любым уровнем образования может что-то для себя открыть и понять. Знаете, в музыке нельзя отделить чувственное от интеллектуального.
- Как простому слушателю научиться видеть логику музыки?
- Очень просто: вот вы слышите мотив сороковой симфонии Моцарта, потом вы слышите его во всей симфонии, но он видоизменяется и обыгрывается десятками или сотнями способов: то в мажоре, то в миноре. И узнавая этот мотив, вы входите во вкус. Когда в третьей части, которая совершенно отличается от предыдущих частей, вы находите его, то, наконец, понимаете насколько же это цельное произведение, насколько оно умно написано.
- Овации за 25 лет карьеры не надоели?
- Овации, как и похвала, никогда не надоедают.
- Какую музыку вам, как дирижёру, интереснее исполнять?
- Мне нравится просто играть - выходить к оркестру, к публике и лепить музыкальную форму независимо от того, какая это музыка. Мы играем только хорошую музыку. Мы получаем удовольствие от самого процесса и на сцене делаем всё максимально искренне.
- Какая музыка особенно откликается в сердцах публики?
- Публика состоит из людей, не будем их обезличивать. Овации всегда будут от популярных произведений. Да, зал очень хорошо заводится на популярных произведениях, но, с другой стороны, и на серьёзных симфониях можно завести зрителя. Исполнение сорокаминутной симфонии рождает перед глазами гигантское строение - архитектуру симфонии. У зрителей происходит выброс эмоций.
- Были ли произведения, которые с опаской представляли публике, думая, а вдруг "не зайдёт"?
- Да, это часто происходит с современной музыкой. К ней часто относятся скептично даже сами музыканты. Так было не раз. Успех концерта для пинг-понга был ожидаем, а оркестр отнёсся к нему с интересом, я бы даже сказал, с азартом. Омский оркестр - признанный интерпретатор музыки современных авторов. Мы переиграли уже многое и готовы ко всему. Был и пенопласт по струнам, и бумага, и автомобиль на сцене. Отношение к новым опусам у наших музыкантов очень профессиональное, что это значит? Даже если пока материал тебе не нравится, значит, ты его не понял, и просто исполняешь всё в соответствии с указаниями автора. Чтобы мы исполнили произведение, оно должно не только зацепить меня, я должен представить, как оно встроится в программу и как его примет наш город.
- Для вас оркестр, концерты - это жизнь или работа? После концерта не бежите на кухню, чтобы страстно рубить мясо?
- На кухню бегу и мясо рублю (задумался). Знаете, у меня нет выходных. Я не знаю, что значит это слово, мне постоянно нужно учить партитуры, общаться с авторами, коллегами - это уже образ жизни. Как от него отказаться? Не знаю, да и не хочу. В отпуске стараюсь отрешиться, но не всегда получается. Независимо от того, где мы находимся, у нас в голове могут звучать мелодии и приходить идеи для программ.
- Слушаете музыку в машине?
- Нет.
- Какой вы в жизни? Что вам нравится?
- Такой же, как и все, мне нравится, когда красиво и вкусно (улыбается).
- Вы романтик-фантазёр или жестокий реалист?
- Я канатоходец, который балансирует между крайностями. Чтобы руководить большим коллективом, - нужно быть реалистом. Чтобы их вести куда-то, нужно иметь цель, а чтобы была цель, нужно мечтать. Нужно включать реалиста и стараться понять, как ты сможешь прийти к этой цели и вообще придёшь ли. Вы задели меня за живое. Вся драма любого артиста состоит в том, что он по идее должен смотреть как можно выше - ставить самые нереалистичные задачи, но, понимаете, от этого сложнее признавать реальность. Разрыв между тем, что хочется, и тем, что получается, большой. Может, поэтому среди артистов так много людей с неустойчивой психикой.
- Какое должно быть лицо у дирижёра, с каким видом вы управляете оркестром?
- Лицо должно быть адекватным всегда (улыбается). Адекватным тому, что ты исполняешь, перед кем и какие музыканты сидят перед тобой. На это и день недели влияет, и время дня.
- За 25 лет была особенно долгожданная программа?
- Я всецело поглощён музыкой, которую играю в моменте. Что на кону, то и люблю больше всего. Например, сегодня мы почитали произведение "10/4": вокруг стола стоит 4 музыканта, которые играют на 10 инструментах. Они их очень быстро меняют, создавая суету. Это очень красивое произведение с джазовыми элементами. Это остроумное сочинение меня удивило.
- Что не хватает Омской филармонии?
- Собственного филармонического академического хора, который мог бы исполнять, например, кантаты Брамса.
- Дирижёр - профессия или призвание?
- Несомненно, профессия, которой нужно овладеть.
- Появились ли у вас за время карьеры какие-то особенные привычки?
- Да, например, в день концерта я не оставляю ноты на пульте. Ноты всегда со мной в этот день. Генеральные репетиции обычно проходят утром, поэтому перед вечерним концертом я должен поспать или хотя бы попытаться это сделать - нужно периодически перезагружать свой компьютер.
- 12 ноября в Концертном зале Омской филармонии вы отыграете программу "25, 50, 1000!" (6+). Цифры не пугают?
- А чего их пугаться? Как мне сказали: "У вас юбилей - 1075". Такая цифра юбилея ведьмака.
- Что ждёт публику в этот вечер?
- Этот концерт - мой сюрприз. Никто, кроме оркестра, его не знает и не узнает. Могу сказать лишь, что артистов будет много и состав многообещающий.
Фото: Илья Петров
