OmskZdes.ru

Интервью • 17 августа 2013, 10:51

Андрей Бесштанько

Беседовал: Антон Маликов

 

О том, кому не помешало бы освободиться от стереотипов, о выборах омского губернатора, кадровой "кухне" облправительства, запахи с которой в Москву не доносятся, думах о возвращении в Омск, и о том, почему своих дорогих стариков ни за что бы не отдал в подведомственный дом престарелых, а чужих пристраивать помогает.

Татьяна Шкирина

 

— Дом престарелых – это, по-моему, фобия любого пожилого человека. Сразу же ассоциации с ненужностью, со старостью и одиночеством. Частные дома престарелых чем-то принципиально отличаются от бюджетных, казённых учреждений?

В настоящее время в стране (особенно в Москве и в Санкт-Петербурге) рынок подобных услуг активно развивается в силу объективных причин: количество людей пенсионного возраста увеличивается, динамика жизни в многомиллионном мегаполисе и в крупных городах диктует занятость большинства членов семьи. Сегодня в России частные дома для престарелых или резиденции для пожилых людей принципиально отличаются по организации проживания от государственных или муниципальных учреждений. Во-первых, нет таких объёмов по затратам. В случае с бюджетным учреждением речь идёт о существенных затратах на коммунальные услуги, содержание зданий и сооружений, персонала, наличие которого диктуется государственными нормативами. С частниками другой разговор. Пожалуй, главное отличие состоит в том, что в частных пансионатах делается акцент именно на проживании, на оказании услуг, связанных с какими-то образовательными, экскурсионными программами. То есть прилагается максимум усилий, чтобы жизнь пожилого человека была насыщенной и по возможности яркой, а не исчерпывалась медицинским аспектом, как это бывает в госучреждениях. Кроме того, в работе частников нет чрезмерной зарегламентированности с точки зрения выполнения требований СНиПов, которые зачастую просто не жизнеспособны. Опыт частников берет на вооружение государство. Условно говоря, какой смысл содержать штаты на пищеблоке или медицинский штат стационара, если есть частные клиники, готовые дешевле и без ущерба качеству оказать услуги людям, которые проживают в государственных бюджетных учреждениях. Поэтому развитие негосударственного сектора решает ещё и задачу модернизации госсектора социального обслуживания: облегчение затрат бюджета с безусловным контролем качества оказания услуг.

— За рубежом пожилые люди часто продают всё свое имущество и селятся в таком частном доме престарелых, который больше напоминает санаторий. Как это происходит в России? Насколько понимаю, кроме того, что это сомнительное удовольствие, оно еще и дорогое…

Что касается цены "удовольствия", то, например, в Москве стоимость проживания в частном пансионате зависит от условий размещения и того пакета услуг, который предлагается: анимационных, медицинских. В среднем сумма колеблется от 55 тысяч рублей в месяц до 120 тысяч в месяц, а то и до бесконечности. В России, безусловно, есть своя специфика. Если за рубежом очень развиты страховые начала, связанные с организацией своего досуга и своей жизни в старости вне семьи, то в нашей стране принципиально отсутствуют эти механизмы. К сожалению, пенсионная система не позволяет компенсировать эти затраты, учитывая цену вопроса. Поэтому в рамках проекта по закупке на свободном рынке услуг стационарного социального обслуживания, который мы начали реализовывать в мае текущего года, средства предусмотрены только бюджетные. Путёвку в частный пансионат, за которую платит Правительство Москвы, получает обычный житель города вне зависимости от того, есть ли у него доходы. С него мы не берем ни копейки. На свою пенсию он может докупать какие-то дополнительные услуги, но стандартный пакет достаётся ему бесплатно. За этой схемой государственно-частного партнерства, о которой не раз говорил глава нашего государства, в социальной сфере будущее, уверен. Мы развиваем конкуренцию, используем бюджетные средства не для самофинансирования бюджетного сектора, а для развития рынка данных услуг, одновременно решая важную социальную задачу. Здорово, что нам одним из первых удалось реализовать это на практике. 

— Бюджету Москвы, конечно, завидуют все регионы, но, даже несмотря на это, наверняка, такие программы обходятся очень дорого?

Дорого. Но это выгодно бюджету, потому что экономика государственной системы стационарного обслуживания выглядит следующим образом: затраты бюджета на одно место в стационаре в Москве в зависимости от типа учреждения. Понятно, чем меньше количество мест, тем выше затраты. Они колеблются от 78 тысяч до 115 тысяч рублей на одного проживающего. Мы же разместили госзаказ на 60 тысяч рублей в месяц - на проживание при полном пакете. Это и медицинские услуги, и анимационные, это и возможность общения, возможность выбора экскурсионных программ. Спектр услуг весьма широкий. Программа получилась обоюдовыгодной и с точки зрения развития социального предпринимательства, и в части экономии бюджетных средств на стационарно-социальное обслуживание. Здесь очень многое зависит от инициативы, прежде всего, бизнеса, потому что, условно говоря, взять в аренду коттедж площадью 1200-1300 квадратных метров, нанять персонал – это полдела. Главное, вложить душу в этот проект. Это очень серьёзный момент. Ведь это не поставка каких-то товаров: канцелярских или мебели. Это специфические социальные услуги, значение которых сложно переоценить. Само самочувствие проживающих, атмосфера, психологический микроклимат для нас крайне важно. То есть средства: тот же 94 Федеральный закон, то же субсидирование - не должны подменять цель. Наша цель - качественное оказание социальных услуг с затратами из бюджета ниже, чем это бы стоило, предположим, если бы мы строили новый корпус. Большой корпус стационарно-социального обслуживания строить в Москве – это несоизмеримо дороже. Выходит примерно минимум 1,5 миллиона на 1 место. Иначе говоря, если вы хотите построить корпус на 200 мест, вам нужно потратить минимум 350 миллионов рублей. Соответственно, закупать эти услуги у частного бизнеса, который в Москве, в Санкт-Петербурге, в других крупных городах достаточно активно развивается, – это выгодно бюджету. 

— Много ли желающих стать постояльцами этих заведений, и кто все-таки в этом больше заинтересован: сами старики или все-таки их дети?

Я бы сказал 50 на 50%. Мы ведём работу по выявлению желающих и, прежде всего, работаем с теми людьми, которые находятся в рамках оперативной очереди на стационарное обслуживание. Но почти у всех есть предпочтения: "Вот мы хотим в этот конкретный пансионат для ветеранов". И, даже если там нет мест, они часто не меняют предпочтений, говорят: "Ничего, мы подождем!". Конечно, мы стремимся предложить людям такие условия, которые бы их удовлетворили. Если к нам обращаются родственники, которые желают устроить своих мам, пап, бабушек и дедушек, мы принципиально ставим вопрос о том, чтобы связи между пожилым человеком и его близкими сохранялись. Я вообще абсолютно убеждён, что сохранение семейных связей – это гарантия того, что человек сможет адаптироваться в новых условиях. Опыт показывает - худшее состояние здоровья у тех стариков, которые оказываются совсем брошены, которых не навещают родственники. Никакое новое общение не компенсирует потерю старых связей. Поэтому здесь мы очень активную работу ведём с родственниками, систематически проводя совместные мероприятия.

— А какой средний возраст "клиентов"? Бытует мнение, что родственники спихивают своих пожилых и немощных родителей, дядь, теть, бабушек и дедушек умирать? Бывают ли случаи, что клиенты, поправив здоровье, возвращаются домой? Или они селятся здесь навсегда?

Они приезжают в резиденции, в интернаты жить. Это принципиально. Конечно, они здесь, чтобы поправить здоровье, продолжать личностное развитие, ощутить зачастую потерянный вкус к жизни. Но мы никоим образом не ограничиваем их в возможности вернуться. Если, например, есть желание поехать в гости, предоставляем транспорт, человек может выехать к родственникам, пожить там, это оформляется документально, но никаких препятствий, ограничений нет. Прежде всего общению с близкими там, где это возможно, мы содействуем всецело. Но часто родственные нити оборваны еще за много лет до того, как человек получает возможность жить в стационаре. Но мы пытаемся найти, восстановить. Что касается возраста, последние годы происходит старение населения. Если говорить о Москве, еще пять лет назад люди пенсионного возраста составляли 21%, а сейчас уже 26, 3%. Сегодня в домах престарелых в основном мужчины в возрасте 70-73 года и женщины от 73 до 78 лет. 

— В нашей стране пенсионеры опасаются мошенников, да и к государству, увы, доверие хромает. В столице, где москвичей испортил квартирный вопрос, какие гарантии есть у бабушек и дедушек?

— Ладно, огромная Москва, но в Омске создание частных домов для престарелых вы считаете перспективным? Нужным? Адекватным?

Полагаю, что областному Министерству труда и социального развития виднее, могу лишь высказать свою точку зрения, что здесь дорога с двусторонним движением, на которой должны встретиться интерес власти и желание бизнеса. Я знаю, что есть очередь в стационары на социальное обслуживание в Омске, что капитальное строительство слишком затратный и трудоёмкий процесс в масштабах бюджетной обеспеченности Омской области. И я знаю точно, что есть определённые площади, которые можно использовать для создания частных пансионатов. Здесь ещё очень важно освободиться от стереотипов. В соцзащите привыкли, что если интернат, то это такой корабль, крейсер желательно восьмиэтажный, чтобы обязательно там было карантинное отделение на десятки мест, набор других помещений вплоть до овощехранилища! А современные реалии говорят о том, что это экономически неэффективно, поскольку рынок услуг сервиса развивается, не стоит на месте. Будущее за небольшими пансионатами усадебного типа, где минимизирован персонал, где есть чёткая связь с медициной. С другой стороны, бизнес должен быть по-настоящему ответственным, который бы относился к этому делу чести, а не как к способу обогатиться за счет бюджетных средств, а потом пожать плечами, дескать, не мы виноваты, а 94-й закон. Ну, не выиграли конкурс. Потому что старикам не объяснить, когда их поселили в пансионат: "Вот мы год отыграли, а потом конкурс другой, вы уж извините, но вещи собирайте". Да, это очень сложно. Здесь взаимная ответственность и государства, и бизнеса, потому что это всё-таки не игра в частно-государственное партнёрство (у нас очень любят это выражение), а именно взаимовыгодное сотрудничество между государством и бизнесом по решению проблем конкретных людей. Убежден, что такой проект может реализовываться в Омской области, может через иные механизмы, не только тендерные. Кстати, такие задачи ставились ещё пару лет назад. Но тогда желающих со стороны предпринимателей не было.

— Лично Вам "пристраивать" одиноких стариков по душе? Вы верите в то, что людям, пусть даже в просторных светлых комнатах дома престарелых, живется лучше, чем в собственной захудалой квартирке с сыном-алкоголиком?

Знаете, когда я вижу, как эти люди меняются, как они отходят от лекарств, которые им не слишком нужны, как они начинают улыбаться, общаться, ладить между собой... Да, по душе. Мне радостно видеть, как в человеке просыпается жизнь. В этих, как Вы говорите, "квартирках" большинство из них ставили на себе крест. А теперь получили возможность действительно жить, а не существовать. Это самое главное.

— А, если бы Вам сказали, что лет через 40 сами окажетесь в таком заведении, кошки на душе заскребли бы?

Безусловно. Понимаете в чём дело, мы живём один раз, и подстроить всё под собственную судьбу крайне сложно. Я свою бабушку и своего дедушку в свое время не отдал в интернат. Мы с отцом вместе перевезли их с Урала в Омск и до последнего дня мы были с ними. Но есть случаи, когда семейные связи разрушены настолько, что о теплых отношениях не может быть и речи. Мы только на начальном этапе пути к возрождению семейных ценностей, думаю, не одно, а два поколения, как минимум, тех, кто рискует оказаться в этой ситуации. И можно всё, что угодно здесь говорить, придумывать какие-то схемы суррогатные, эффекта не будет. Это люди, которые потеряли заботу своих, нередко, трудоспособных детей. И здесь государство, безусловно, обязано им помочь. Здесь нужно разделить дискуссионную тему и нуждаемость конкретного человека в конкретной ситуации. 

— Сейчас Москва готовится к выборам мэра. Проработавший всего 2,5 года Сергей Собянин пошел на выборы, чтобы, что называется, укрепить свои позиции. Как считаете, остальным назначенным руководителям регионов стоит отважиться на такой шаг?

Москва очень ждёт избранного мэра. Это чувствуется, это видно. Мне кажется, решение не только политически верное, но и мужественное. Всё-таки легитимность власти у главы любого субъекта Федерации в случае прямых выборов, безусловно, выше, чем, если он получил полномочия в результате каких-то иных процедур. Тем более сегодня, когда это уже и требование федерального законодательства. Вы знаете, когда в 2011 году я участвовал в выборах депутатов Законодательного Собрания Омской области, фактически всю осень я жил по особому графику: день в машине, полдня в кабинете. Это ощущение я, наверное, не забуду никогда: ощущение прямых встреч, живого общения в какой-нибудь, находящейся чуть ли не на границе с Казахстаном деревушке, когда люди собираются поговорить о реальных проблемах, которые должна решить власть, когда ты узнаешь их реальные проблемы напрямую (не через консультантов), а потом они в день голосования решают: по плечу тебе этот груз или нет. Это все серьезный жизненный урок важный для политика. Участие в этой избирательной кампании укрепило меня в мысли, что только победа на прямых выборах даёт статус по-настоящему легитимированного руководителя региона. Не кабинетные, не телевизионные картинки, которых можно наштамповать множество, а именно прямой контакт с людьми, не политические дворцовые интриги, а политические поступки делают из административного чиновника настоящего политика. И, безусловно, прямые выборы губернатора дают возможность "назначенным" главам регионов проверить свою политическую состоятельность. Думаю, что у руководителей регионов сейчас иных вариантов нет. Надо идти на выборы. Не надо бояться людей, ради которых и работает региональная власть. Уверенные в себе руководители, которые делом, а не пустой болтовней доказали все реноме, имеют все шансы победить. 

— Вы уже достаточно освоились в столице, можете ли сказать, чем отличается работа руководителей социального блока в субъекте Федерации Москва, допустим, от работы в таком субъекте как Омская область?

Отличие, наверное, в структуре системы. В Омской области она состоит из двух уровней - это, условно говоря, министерство, территориальный орган, подведомственное учреждение. А в Москве в этом пироге три слоя. Это затрудняет обратную связь: назад уже очень сложно что-то "отыграть", нужно четко знать, куда идти, как "отступать" и "обороняться" или какой делать "манёвр". То есть в Москве – это три уровня: уровень департамента, округов, районов в составе округа. Округа в Москве по числу жителей, как полтора Омска или целый Омск. Округов 11. И административные районы, их в каждом округе 11-12, а всего по Москве их более 120. Более сложная структура, конечно, свой отпечаток накладывает, когда необходимо чётко просчитывать и распределять поручения и функции между этими уровнями. В остальном принципиальных отличий нет. Те же самые люди, те же самые вопросы, льготы, компенсации, выплаты, социальное обслуживание. Может быть, уровень динамики управления немного выше, чем в Омске.

— Не секрет, что многие стремятся уехать из Омска в Москву, у Вас это получилось не совсем по жгучему желанию, скорее, в силу известных обстоятельств. Не жалеете ли? И правда ли, что в столице строить карьеру намного интереснее? 

Интереснее, но не проще, нет. В Москве, действительно, существует возможность реализовать разные яркие проекты. Но очень важно не только взяться за дело, но и суметь довести начатое до конца. Особых иллюзий молодёжи питать не нужно. Только постоянный труд, рабочий день с восьми до восьми даёт возможность что-то сдвинуть. Потому что при всей иллюзии движения иногда оказывается, это движение по кругу. И, скажем так, сложно вырваться из плена текущей работы и находить время для концентрации на каких-то "прорывных" проектах. Если тебе это по плечу, перспективы есть. А иначе ты всего лишь раб бумажных стопок. Если бы в Правительстве Москвы не была введена система электронного документооборота, людям места из-за кипы бумаг не нашлось. 

— Не могу не спросить: хочется ли домой? В качестве кого Вы готовы вернуться в Омскую область? 

 С того времени, как я перевёз семью, стало полегче возвращаться к мыслям о родной Омской области. Вернуться… Вы знаете, я в любое время могу вернуться в Омскую область, у меня там живут родители, мои оставшиеся друзья, бывшие соратники по общему делу. Сейчас для меня Омск ассоциируется именно с этим, главным для меня. А вообще, знаете, я очень утилитарно отношусь к ситуации: у меня действующий годичный контракт. Я хочу, во всяком случае, я сделаю всё, чтобы к марту следующего года выдать конкретный результат. А там уже… будет видно. 

— Знаю, что Вы по-прежнему следите за омскими новостями. Процессы, которые сегодня происходят в облправительстве, я имею в виду, как массовые увольнения министров, так и предстоящую перестройку самой структуры Правительства. Вы один из немногих людей, кто может дать здесь квалифицированную оценку - это позитивные тенденции или омичам стоит насторожиться? 

Татьяна, вы переоцениваете мое пристальное внимание к омским новостям. Времени физически нет, честное слово. Но я проработал достаточно долгое время в исполнительной власти и могу сказать, что делать какие-то обоснованные выводы можно только в том случае, если находишься внутри этой системы. Доподлинно понять же причины принятия тех или иных кадровых или управленческих решений сегодня можно только в рамках вот этой "кухни". Могу отвечать прямо за то время, когда работал в областном правительстве: действовавшая в то время структура была компактной, управляемой, способной управлять и, на мой взгляд, достаточной эффективной. 

 

Постоянный адрес страницы: https://omskzdes.ru/interviews/22549.html