Сопричастность. Сначала должно быть это чувство. Чувство сопричастности. Если его нет – ничего никогда не получится. А дальше, чтобы объяснить, зачем я из чувства сопричастности делаю то-то и то- то, надо определиться в понятии. Что такое чувство сопричастности, вернее, из чего оно состоит? Из чего складывается, по капелькам, по крупицам, как картинка из маленьких пазлов?
Вот эти маленькие пазлы я буду сейчас вспоминать и записывать.

Петров упомянул переводчика. Почему-то я очень хорошо его запомнила. Виктор Скальник – худощавый человек с птичьим лицом и душевным устремлением куда-то вперед. Он был готов помочь, подсказать, перевести с японского на русский и обратно все 24 часа в сутки. Невероятная трудоспособность и поразительное творческое начло.
Её звали Сигёми. Но сначала о том, что в сентябре 1996 года в Омске был проведен уникальный фестиваль японской культуры. Именно на нем зрителям и критике был впервые представлен спектакль «Женщина в песках». Никто еще не знал, что впереди – триумфальная «Золотая маска» и награды: у Михаила Окунева за лучшую мужскую роль, у Араки Кадзухо – за лучшую женскую и у Петрова – за режиссуру. Поразительно ёмко тогда написала театровед из Санкт-Петербурга Марина Дмитревская: «Владимир Петров сделал спектакль о том, как христианская идея смирения приходит к европейскому Мужчине через японскую Женщину».
Кроме театральных деятелей, на фестиваль в Омск приехали специалисты по чайным церемониям, и даже знаменитые японские барабанщики. Выступая на банкете, что проходил на малой сцене омской драмы, они поразили всех потрясающим звуком и энергией. А потом милые японки каждому сидящему дарили сувениры, не одинаковые, как у нас принято, а каждому – особый.
В музее им. Врубеля также проходило какое-то торжество. Приветствия японцев в главном зале переводила хрупкая девушка по имени Сигёми. Я подошла и попросила ее помочь с переводом телеинтервью. Потом нас пригласили в небольшую комнату, где проводились чайные церемонии. Мы сели рядом. Она что-то комментировала мне на ухо, стараясь подробнее рассказать о таинствах японского чаепития. Она как-то очень доверчиво смотрела, и с ней хотелось общаться. Потом мы вышли в зал и присели на музейную банкетку. И вдруг она произнесла: «Я недавно похоронила маму, я до сих пор не могу этого пережить. Очень тяжело…» У меня будто поплыло всё перед глазами, и я ей сказала то, о чем старалась вообще ни с кем не говорить в тот год: « Я тебя понимаю. Моей мамы не стало 10 месяцев назад. Она попала под машину». Сигёми взяла мою руку, и так мы просидели до конца вечера. А потом всё закончилось, и мы расстались. Больше мы никогда не виделись. Прошло почти 15 лет. Но я помню – её звали Сигёми.
Иосио-сан, жена Роо Мацусита, приезжала в Омск не раз. Приехала и на праздник – 130-летие театра. Днем у служебного входа гостей юбилея ждал автобус, чтобы отвезти на Северное кладбище помянуть «стариков». Они там все рядом – чуть правее – Мигдат Ханжаров, потом Хайкин, Чонишвили. В автобусе я увидела Петрова, Тростянецкого, других режиссеров и актеров, которые когда-то служили в омском театре. И японцев: театрального критика Кена Мураи, режиссера Сугимото Кодзи. Они ехали на могилу Роо Мацусита. По его завещанию часть праха была захоронена в Омске, он лежит там, среди «наших».

Актриса Ирина Герасимова в тот же день появилась в кабинете директора театра с предложением сыграть благотворительный спектакль. Инициатива была сразу поддержана. Делая добро другим, ты, прежде всего, делаешь лучше самого себя. В Омской драме это хорошо понимают.
P.S.: Думаю, многие догадываются, что на спектакли в театр драмы я давно уже хожу со служебного входа. И вместо «Ваши документы» все-все вахтеры и охранники говорят мне «Здравствуй, Лена!» Но вот на этот спектакль, назначенный на 5 июня, я пойду и куплю билет.